Иду себе, никого не трогаю. Пивко холодненькое попиваю. До теткиного дома осталось три остановки.
- Привет!
Какой-то патлатый, дохловатый парень.
- Здрасть, - киваю в ответ.
- Можно познакомиться?
- Нет.
- Почему?
- Стрижка неуставная.
- Это как?
- Патлы длинные.
- И что?
- И все…

- А как зовут?
- Евфросинья.
- А если серьезно?
- Олимпиада Игнатьевна.
- Ну, я же серьезно спрашиваю. Меня Вениамин. (Веник, бля)
- А я – Файзуна Фазлыевна. (надо же было такое придумать)
- Ну, скажи честно!
- Джарен Клычевна. (проперло чего-то на ненормальные имена)
- Девушка, я ж вполне серьезно хочу познакомиться.
- Ядвига меня зовут. Еще вопросы есть?
Смирился. Понял, что не назову имени.

- А где живешь? (бля, как будто я тут же кинусь адреса и явки сдавать)
- На дрейфующей станции № 6820, в Северном Ледовитом океане.
- А если серьезно? (вот ведь заклинило его)
- Пустыня Сахара, Учкудук, пятая иглу от третьего колодца.
- А там разве иглу? (вот тут я поняла, что мне придется трудно)
- У всех каменные дома, только у меня иглу, с льдины переезжала, с собой забрала, чтобы добро не пропадало. Тем более, я в этом иглу прописана. Заодно своего знакомого пингвина с собой взяла, с которым сожительствую. Правда, он не прописан, нелегально живет. Я его на улицу не выпускаю, что бы менты не забрали.
Веник заржал, и обозвал меня шутницей.

- Пиво пьешь? – и на бутылку кивнул.
- Пиво? – я удивленно рассматриваю емкость. – Нет. Клюквенный морс. Сама варила. А тары подходящей не оказалось, вот и пришлось в пустую бутылку переливать.
Веник стал подозрительно посматривать. Может, испугается, и отвалит? Хуй-то там.

Я вижу свободную лавку на остановке и сажусь покурить. Он стоит напротив, и откровенно пялится в вырез топика.
- Подождешь? – спрашивает. – Я себе тоже пивка себе куплю.
Я отворачиваюсь, и делаю вид, что вижу его в первый раз. Он щемит в магазин, я быстро достаю упаковку Дирола, закидываю три подушечки и начинаю быстро их разжевывать. Потом аккуратно леплю ее на лавку рядом с собой и прикрываю ладонью. Вениамин выходит из магазина и встает напротив меня.
- Э-э-э, не мог бы ты присесть? – ласково вопрошаю я. – А то неудобно голову задирать.
Он начинает моститься рядом, я убираю руку и чуть подвигаюсь, якобы освобождая место. Он плюхается светлыми брюками на жвачку. Один ноль в мою пользу. Я довольно щерюсь, он лыбится в ответ.
- Ну, так и не скажешь имя?
- Света. Нет, Катя. То есть, Оля. Точнее – Марина. Ой, опять вру – Люба. Хотя, можно и Валя.
Опять затыкается.

- Тебе говорили, что ты ненормальная?
Я утвердительно киваю в ответ. Тоже мне, удивил. Однако что-то моя ненормальность нисколько не охлаждает его пыла.
- Врач каждый день на обходе говорит. Я уже привыкла.
- Какой врач? – удивляется Веня.
- Александр Ильич, - пожимаю я плечами.

Зазвонил телефон. Мусик. Уже у тетки.
- Идешь? – спрашивает Мусик.
- Иду, - отвечаю.
- Нормально все? (вот ведь, как жопой чует)
- Не совсем. Какой-то Веник пристал.
- Трубку ему передай.
Веник удивленно прикладывает трубку к уху. Слушает, говорит: «Да, хорошо», и передает телефон мне.
- Все нормально? – спрашиваю у Мусика.
- Отлично все. Не переживай. Жду. Не задерживайся сильно.
Я сую телефон в сумочку. Ставлю пустую бутылку в урну.
- Прикольный у тебя отец, - выдает Веник.
Я молча таращу глаза.
- Ну, сказал, что бы я его девочку не обижал, и проводил тебя до дома.
- А-а-а-а, - тяну я, - ну давай, провожай.

Веник поднимается с лавки, прилипшая жвачка тянется от задницы. Мальчик громко матерится, ловит мой брезгливый взгляд и замолкает.
- Знаешь, - говорю я ему, - если будешь так материться, то боженька тебе твой поганый язык отпиздячит. И, может в жопу его тебе засунет.
- А ты никогда не материшься? – интересуется он, семеня рядом, пытаясь незаметно отодрать от жопы размякший Дирол.
- Я? – выпучиваю глаза. – Да с хуяли мне материться-то? Я ж не злоебучая блядь какая-нибудь, что бы всякие пизданутые слова говорить. Тем более, мне Александр Ильич не разрешает.
Такая хуйня его уже не смешит даже. Кажется, что скоро он отстанет. Нет, так нельзя. Нужно довести Веню до теткиного дома.

- Ладно, - решила я. – Зовут меня Ольга, живу в этом городе, и не матерюсь. Погоди, - я останавливаюсь у уличного холодильника с газировкой.
Покупаю баночку «Фанты», как бы невзначай роняю ее, поднимаю и тут же дергаю за ключ, отставляя руку в сторону провожатого. Напиток с шипением вырывается на волю. Теперь его штаны запартачены и спереди.
Тут же достаю платочек, и начинаю втирать влажные пятна, проступившие в области ширинки. Веня, решивший заматериться, молчит. Два ноль, епт.
Я выкидываю банку и платочек в урну.

- Вениамин, а как ты относишься к поэтам Серебряного века?
Он мнется, то ли не знает таких, то ли вспоминает.
- А я, знаешь ли, обожаю Есенина. «Ах, как много на свете кошек,
нам с тобой их не счесть никогда», - начинаю я громко декламировать. Люди оборачиваются, но мне по хуй. – «Сердцу снится душистый горошек, и звенит голубая звезда»
Вениамин заметно напрягается, и делает вид, что он не со мной.
- Веня, - зову я его, - куда же ты? Это такие прекрасные стихи! – я хватаю его за руку, и не отпускаю от себя. Стих успеваю дочитать до конца.
После последнего четверостишья («Все прошло, потерял я бабку, а еще через несколько лет, из кота того сделали шапку, а ее износил наш дед»), Веня выдвинул версию, что стихи мои, чем непомерно польстил моему графоманству. Разубеждать его я не стала.

Мы медленно, но верно приближались к месту назначения.
Мусик стоял у подъезда, укрывшись в теньке и лениво покуривая. Вениамин, видимо, по-другому представлял моего отца, потому сначала не понял, когда Мусик подошел к нам, и по отечески поцеловал меня в губы.
Потом ласково потрепал Веника по макушке, поблагодарил мальчика за то, что он любезно согласился проводить его девочку, и мы зашли в подъезд. Веня почему-то за нами не пошел… Три ноль, что ли?

Занавес, йооптыть))

ПыСы: не люблю я знакомства на улице.

© Пенка